Услышав последнее предложение, Майра уперлась руками в мою грудь, заставила раскрыть объятия и фыркнула:

— Скажешь, тоже, «сходить с ума»: вокруг тебя круглые сутки вьются две настолько красивые юные девушки, что сойти с ума от меня, старухи, ты сможешь разве что в сильнейшем подпитии! Или в том случае, если на тренировке пропустишь хороший удар по голове!

— Ну вот, пора идти бросаться на меч! — притворно расстроился я. — Ибо если человек, которого я считаю частью своей души, не видит в моих глазах ни любви, ни восхищения, значит, жизнь не имеет смысла.

— Да вижу я, вижу! — заверещала девушка, и я почувствовал, что ее отпускает…

…Забавно, но окончательно расслабиться Майра так и не смогла. Наоборот, чем сильнее темнело за окном, тем сильнее ее колотило. А к моменту, когда в коридоре раздался топоток ног приближающейся Вэйльки, девушка испугалась и попыталась отказаться от изменения. Поэтому в спальню я отнес ее на руках. Более того, собственноручно раздел, уложил в кровать и удерживал на месте, чтобы не сбежала. А когда почувствовал спиной знакомый жар, даже поцеловал в лобик, покрытый бисеринками пота:

— Не бойся, ладно? Все будет хорошо. Обещаю…

Но смог заставить себя уйти только после того, как Вэйлька легонечко толкнула меня в грудь.

В гостиную я выходил, не столько глядя под ноги, сколько прислушиваясь к тихому шелесту задвигающегося засова. А потом вдруг решил, что мои эмоции могут отвлекать, поэтому выскользнул в темный коридор и с удивлением увидел рядом со своими покоями приплясывающую от нетерпения мелкую.

Пока подходил, присмотрелся к ней повнимательнее. Решил, что она уж очень волнуется, поэтому, оказавшись рядом, потрепал девушку по волосам:

— Давай, рассказывай!

Она, неосознанно копируя Майру, закусила нижнюю губу, и показала обеими руками на дверь — мол, объясню, но не в коридоре. А когда мы оказались в гостиной, не выдержала накала чувств, практически дотолкала меня до спальни, закрыла за собой дверь и бросилась мне на шею:

— Спасибо-спасибо-спасибо!

— Не скажу, что не представляю ни одного повода для такой благодарности, но определиться с тем, который заставил тебя настолько сильно обрадоваться, был бы очень не против! — улыбнулся я, когда меня перестали душить. — Поделишься?

Алька, продолжавшая сиять все так же ярко, выпустила, наконец, мою многострадальную шею, зато вцепилась в правую руку:

— Мама сказала, что уже принесла вам клятву Истинной Верности, и посоветовала мне сделать то же самое еще сегодня!

— А что в этом настолько радостного, объяснишь?

Девушка, начавшая было настраиваться на ритуал, изумленно посмотрела мне в глаза, затем сообразила, что я над ней подшучиваю, и показала розовый язычок. Впрочем, причину радости тоже озвучила. После того, как посерьезнела:

— Клятва Истинной Верности считается безусловной. То есть, лишает приносящего даже гипотетической возможности что-либо обещать кому-то еще. Причем навсегда. Значит, я не смогу принести брачные обеты никому, кроме вас, и дядя Юрген не сможет этого оспорить!

«Платить придется все равно… — промелькнула у меня в голове фраза, сказанная Тиной, когда я пытался озвучить возможности, которые давала эта клятва для того, чтобы „обойти“ опекунство нового главы рода Лиин над ее дочерью. — Иначе Юрген может захотеть опротестовать клятву. Хотя бы на том основании, что на момент ее принесения не прошло и трех месяцев со дня гибели Готта ар Лиин. А за столь малый срок „юная девушка, видевшая трагическую гибель отца и получившая серьезнейшее душевное потрясение“, никак не могла бы вернуть себе достаточно внутреннего спокойствия, дабы не только правильно оценить последствия своих поступков, но и отвечать за них!»

Естественно, озвучивать эту мысль Альке я не стал. Просто назвал мелкую умницей, сказал, что буду счастлив видеть ее в своем роду и готов принять клятву. Ритуал попытался сделать как можно более торжественным, чтобы к уже испытываемым Алькой эмоциям добавилась еще и гордость за себя. А после его окончания огорошил девушку еще одним сообщением:

— Ну что, будущая ар Эвис, ты готова отпраздновать день своего совершеннолетия на нашем любимом озере⁈

Как ни странно, вместо того чтобы завопить от счастья или выразить свою радость как-нибудь иначе, Алька первым делом озабоченно свела брови у переносицы и… качнулась к двери. Правда, почти сразу же остановилась и хмуро посмотрела на меня:

— Нет, к маме и Найте сейчас нельзя — они сказали, что будут заняты до утра. И Майра с Вэйлькой тоже просили не беспокоить… Бездна, да как же их предупредить-то⁈

[1] Лед и пламя — аналог нашего «небо и земля»,

[2] Рубить воздух — ходить вокруг да около.

[3] Упереться в рогатину — аналог нашего «пойти на принцип».

[4] Оборвать нить — совершить нечто предосудительное, после чего благородного изгоняют из рода.

Глава 19

Глава 19.

Первый день первой десятины второго месяца лета.

…Когда Тина приоткрыла дверь в мою гостиную, Алька развлекалась — поглядывая на себя в зеркало и, напевая смутно знакомую мелодию, демонстрировала танец огня, виденный ею во время выступления какой-то бродячей труппы в замке Лиин. А я смотрел на это действо даже не глазами, а сердцем, поэтому практически не чувствовал окружающий мир.

Получалось у мелкой здорово: чистый, глубокий и очень красивый голос создавал фон, в котором тонули посторонние мысли. А то, что вытворяла стройная и гибкая фигурка, изображавшая то слабые язычки пламени над тлеющими угольками, то разгорающийся костер, то ревущее пламя лесного пожара, заставляло душу жить вместе с нею. То есть, то сжиматься в страхе за крошечный огонек, почти умирающий под порывами ветра, то вместе с ним, но уже подросшим и окрепшим, метаться над гудящим костром, то искрами устремляться в небо.

Видимо, врываться внутрь и прерывать танец дочери ар Лиин-старшая не захотела, поэтому стояла в коридоре до последнего такта песни и счастливого вопля «у меня получилось!» И лишь потом потянула дверь на себя:

— Дочь, это было великолепно! А если бы вместо нижней рубашки ты танцевала в обтягивающем платье из алых лепестков и хотя бы под дайру, мы с Нейлом и Найтой онемели от восторга!

— Спасибо, мам! — довольно заулыбалась девушка, повернулась к ней и ошарашено захлопала ресницами: — Ой, а что это с тобой⁈

Тина гордо вскинула голову, плавно скользнула вперед, не менее пластично, чем Алиенна, изобразила какое-то движение из танца и снова замерла, но уже передо мной. И одарила взглядом, исполненным такой безумной благодарности, что мне стало не по себе.

В общем-то, ей было с чего быть благодарной: всего за одну ночь с Дарующей у нее пропали мешки под глазами, заметно разгладились тоненькие морщинки на лбу и в уголках глаз, губы стали ярче и, кажется, даже немного полнее, а лицо слегка посвежело. Кроме того, стали менее заметны горизонтальные складки на шее и вены на тыльных сторонах ладоней, а кожа, особенно на руках и в вырезе халата, стала выглядеть здоровее.

Мелкая, судя по поведению, заметила куда больше: обходя мать по кругу, она разглядывала ее, как ребенок игрушку, о которой мечтал года три, и ошалело лепетала себе под нос что-то невразумительное.

— Аль, это самая важная тайна рода! — поймав ее круге на третьем, с нажимом сказала Тина. — Тайна, о которой ты никогда не скажешь ни слова без прямого приказа его главы! Запомнила⁈

Мгновенно посерьезневшая девушка развернулась ко мне и коротко мотнула головой вправо-влево:

— Никогда и никому! Обещаю…

Чтобы сгладить некоторую напряженность, возникшую в комнате после слов ар Лиин-старшей, я поймал взгляд скромно замершей у двери Найты и от души ее поблагодарил. При этом дав понять, что теперь считаю ее не рядовым членом рода, а человеком, разделившим со мной ответственность за наше общее будущее. Такая немудреная похвала сотворила чудо — плечи хейзеррки развернулись, голова гордо приподнялась, а в глазах добавилось уверенности в себе.